КИР ЭСАДОВ

Мне было 14, одноклассницы попросили, чтобы я их троих сфотографировал и дали свою пленочную мыльницу. Я навел на центр, нажал кнопку. При печати оказалось, что я каким-то образом обрезал полтора человека слева и сверху до подбородка. Я еще подумал, хорошо, что я не хочу и никогда не стану фотографом.

Охотничьи фонари, задор и нотку конформизма.

У меня были три персоналки: Zoоm-cafe, Фотодепартамент и галерея Меглинская. На последней мы повесили название «Ангелы моей первой смерти» и мир окончательно сдался изживать из меня мою сопливую пошлость.

Вы ничего не добьетесь, пока будете писать «бля» в начале строки.

Никогда не забывайте, что в нашем деле блуд, распутство и мужеложство – ваши верные друзья, а корыстолюбие и тщеславие — всего лишь помощники.

Я снимал портреты ВИЧ — положительных людей и, так же как до секса нельзя не сходить на кофе, до съемок нельзя не поговорить. На мои общие вопросы из серии «и что ты вообще из себя представляешь?», чувак сорок минут рассказывал с унылой математической точностью в какие часы и сколько раз он спаривается со своим бойфрендом, в какие жизненные ситуации у него возникает желание, в каких у его бойфренда, сколько все это занимает по времени, ну и чуть ли не как их биополя трутся во время фрикций. И его было невозможно перебить. Я сделал настолько неинтересные фотографии, что их было стыдно показывать, а мое либидо умерло на недели три.

Мм? Зарплата – что это?

Я не уверен, что могу какой-то выделить. Это как в детстве, когда ты ложишься спать с 18 своими плюшевыми зверями; к утру все оказываются на полу, но взять в постель одну игрушку ты не мог, потому что остальные ведь обидятся.

К современному искусству – очень осторожно. Как-то все время боюсь, что приду на выставку и там опять будет одна и та же генитальная символика, рисование какашками и прочее. Ну, ок, ну у каждого свои инструменты описания своей тонкой душевной организации, но, блин, сколько же можно. “Жизнь мух” Кабаковых меня когда-то очень зацепила. Сантьяго Сьерра мой любимый пример как тыкать иголкой на больные точки обществу. На молодых художников вообще не смотрю, в Москве странная тенденция: начать гнуть пальцы «я художник\ это арт, бля» раньше, чем выучишь разницу в русском между современным искусством и жанром контемпари арт.

Дизайну не хватает смелости. Не самим дизайнерам, а заказчикам\издателям, которые его транслируют.

Очень очень очень очень давно хочу в страну Басков на осень. Остор Парос (Греция). Что вообще человека тянет в другое место, иллюзия, что там светлее.

Как-то я решил, что болеть гриппом – не причина сидеть дома, и пошел купить себе штаны. В примерочной перед зеркалом никак не мог понять, как они сидят. Вышел за советом, чихнул, подошел к консультанту: “Барышня, они мне коротки или нет?”. А консультант парализованная смотрит мне в глаза и говорит, что все нормально. “Но вы же даже глаз не опустили”. Через пять минут мне надоело, и я подошел к другой девушке-консультанту. Ситуация повторяется. Следующий консультант – ситуация повторяется. Четвертый консультант — юноша с какими-то судорогами на лице говорит мне, что да, пожалуй, коротковато. Я возвращаюсь в примерочную с мыслью, что все идиоты, а я небесен. И вижу в зеркале, как на самом кончике носа у меня болтается сочная жирная двадцатисантиметровая сопля. А за шторкой взволнованный шепот: “..и он же, как удав смотрит – с места не сдвинуться”.

Я читал “Овод” Войнич, хотя задали стихи Некрасова. Я был диким гиком. А это был мой единственный бунт. Все поняли его концепцию? Я тоже нет.

Под кроватью.

Гипотетически я могу рассказать ей все. Но это не повод начать вообще разговаривать.

Четки, просроченный студенческий школы Родченко, маленький брелок в форме камеры, у которого – непонятно зачем и как – есть мощная вспышка. Иногда четки прижимают брелок, и я еду в метро с мигающей сумкой за спиной.

Пытаясь ответить на этот вопрос, какую бы песню я не выбрал в голове, мысль, что мне придется слушать ее до конца жизни, вызывает у меня панику.

В смерть лучше натощак.

Увидеть больше:

http://kesadov.me/